месяц назад

Ключ со звонким щелчком поворачивается в замочной скважине и прохладный, пахнущий свежестью недавнего дождя воздух глубокой ночи проникает в темную прихожую небольшого домика, практически не отличимого от всех остальных в этом спальном районе. Где-то у ведущей на второй этаж лестницы одиноко горит тусклая желтая лампочка, но ее света недостаточно, чтобы выхватить из мрака очертания темных фигур пришедших гостей. Она существует только ради того, чтобы никто из обитателей дома спросонья не свалился с лестницы вниз, направляясь ночью на кухню, чтобы выпить стакан воды. Осторожно прикрывая входную дверь, Итачи даже не смотрит в ту сторону. Он не может думать ни о чем, кроме теплых и влажных губ Юми, пока еще невесомо касающихся его собственных. Она целуется нежно, наверное, даже слишком нежно, но Итачи не смеет давить на нее, позволяя девушке взять инициативу на себя. Ему интересно: до какой черты она сможет дойти в этот раз, и он отвечает на каждое проявление ласки благодарным одобрением. Ладонью Юми гладит Итачи по щеке, а он в свою очередь зарывается пальцами в ее короткие черные волосы (боже, они такие мягкие!), перебирает шелковистые пряди и блаженно прикрывает глаза. Они ведут себя очень тихо, словно парочка затаившихся от родителей подростков, только вот прятаться больше не от кого, и Итачи уже давно не подросток. В тишине прихожей можно различить только мягкое шуршание одежды и звуки сбившегося дыхания. Итачи прижимает Юми к стене рядом с входной дверью, вырывая из ее груди рваный полустон:

— Итачи-кун…

— Тише, — он довольно улыбается в поцелуй, а через несколько секунд медленно отстраняется. Язык рефлекторно облизывает губы, голодным взглядом Учиха смотрит прямо в глаза девушки, постепенно привыкая к темноте прихожей. Теперь уже ее рука тянется к его аккуратно собранным в хвост волосам, скользит по их длине, и Итачи позволяет Юми делать все, чего она захочет в данную минуту.

— Боишься, что твой брат нас услышит? Он дома? — тихий шепот Юми заставляет Итачи вспомнить о Саске, но он тут же отбрасывает мысли прочь. Саске совершенно нет до него никакого дела. Наверное, будь он здесь прямо сейчас, даже не оторвал бы взгляд от экрана мобильника.

— Даже если дома, то давно уже спит, — отмахивается Итачи, быстро снимая обувь, а затем стягивает с плеч плащ и небрежно вешает его прямо на зеркало, будто у него совершенно нет времени на излишнюю аккуратность, а затем притягивает девушку ближе к себе. Рука уверенно ложится на талию, тепло ее тела ощущается отчетливее и ярче теперь, когда верхняя одежда не мешает.

Итачи снова ловит поцелуй Юми, но тут же разрывает его и увлекает ее за собой вверх по лестнице мимо тусклой желтой лампочки в спасительное уединение своей комнаты. Щелчок замка… и дом снова погружается в тишину.

///

Жизнь братьев Учиха похожа на некогда монолитную, но теперь расколовшуюся гранитную плиту (на могиле их семьи), испещренную мелкими сколами и тонкими линиями трещин. Когда пальцы скользят по шершавой поверхности, цепляясь за каждую неровность и смахивая случайно занесенные ветром песчинки, можно почувствовать всю глубину боли, которую им пришлось пережить вместе. Разделить на двоих. Да, теперь их только двое: Итачи и Саске, и лучше бы им держаться друг друга, потому что ничего в мире не может быть важнее семьи… Потеря родителей — тяжелый удар для любого человека, особенно, если она настигает внезапно, особенно, если тебе только недавно стукнуло восемнадцать и на твои плечи ложится ответственность за ближайшего несовершеннолетнего родственника. К этому нельзя подготовиться заранее, это трудно осознать даже если пытаться, пока разум сам не окажется в подобной ситуации.

Саске маленький… Ему бы бегать по школьному двору с друзьями, прогуливать уроки и громко смеяться над дурацкими шутками, а не плестись вслед за старшим братом в пустой дом, где больше нет родителей. Итачи не может смотреть на его слезы и всегда отводит глаза, потому что они тоже предательски наполняются этой бесполезной соленой водой. И тогда он злится, быстро стирая крупные капли холодными пальцами, чтобы Саске не успел заметить. Только присутствие брата и его внимание держит Итачи на грани истерики, не позволяя переступить через опасную черту. В таких трагедиях все жалеют мертвых (это нормально, ведь Фугаку и Микото еще были достаточно молодыми), но почти никто не жалеет живых, вынужденных остаться в одиночестве и нести на себе груз потери. Это так несправедливо… О, как бы Итачи хотел защитить Саске от этой несправедливости! Поэтому он позволяет себе плакать только заперевшись дома в ванной комнате сидя на прохладной плитке под шум вытекающей из каранов воды. И по ночам слезы обиды на весь окружающий мир больно щиплют глаза, но Итачи не позволяет им разрушить свое самообладание, потому что знает: Саске обязательно постучит в дверь, а потом зайдет и пожалуется на бессонницу. Его кошмары по-настоящему волнуют Итачи. Иногда он просыпается посреди ночи из-за криков и бежит в комнату младшего брата, чтобы просто сказать: ”это всего лишь сон, отото, успокойся и засыпай”. Иногда он забирается к Саске под одеяло, аккуратно проводит пальцами по влажным следам на его щеках и крепко прижимает к себе. Дыхание Саске восстанавливается, он медленно расслабляется в руках брата, погружаясь в спокойный сон. И тогда Итачи тоже позволяет себе скользнуть за грань реальности, наслаждаясь теплом чужого тела и чувством умиротворения рядом с самым близким в этом мире человеком.

Саске тринадцать. Он тяжело переживает потерю родителей, ведь они умерли так внезапно… Он часто сам приходит в комнату старшего брата вечером и просит разрешить лечь в его постель. Итачи никогда не отказывает, он просто не может сказать “нет”, когда видит печаль в его глазах. Со временем это становится… нет, не обыденностью, но привычкой — неким маленьким секретом на двоих и простым способом успокоить мысли перед сном, почувствовать себя нужным или даже принадлежащим кому-то. Братья никогда не обсуждают это вслух, просто засыпают рядом, а утром Итачи провожает Саске в школу и начинается новый день на пути к принятию потери.

Итачи приходится найти работу, чтобы обеспечить их маленькую семью всем необходимым. Социальные службы позволили ему в восемнадцать лет взять опеку над несовершеннолетним братом только с одним условием — если он сможет сам зарабатывать на жизнь. Разумеется, друзья семьи Учиха присматривали за братьями: Узумаки Кушина часто передавала через Наруто пироги или карри на ужин, но это было все равно не то. Итачи стремится достать денег, чтобы ни от кого не зависеть и чтобы Саске ни в чем не нуждался.

Так или иначе, но жизнь постепенно налаживается, время слегка сглаживает острые углы. Нет, оно не способно забрать всю боль и залечить глубокие раны, но оно приносит спасительное смирение. На губах Саске все чаще можно заметить улыбку, услышать его смех через приоткрытую дверь комнаты, когда тот разговаривает по телефону. Итачи любит слушать его смех, тогда и он тоже улыбается, удовлетворенный происходящим. Саске больше не нужно провожать в школу, он прекрасно справляется самостоятельно, но Итачи все еще оставляет для него завтрак каждое утро, уходя на работу чуть раньше. Эта привычка остается с ним даже когда Саске заканчивает обучение. Он теперь уже совсем взрослый, ему восемнадцать — столько же, сколько было Итачи, когда братья остались одни. И его больше не нужно опекать.

Это даже как-то грустно — видеть, как Саске отдаляется, как стремится проводить больше времени с друзьями. Новые интересы и знакомства затягивают его в водоворот жизни, а Итачи не остается ничего, кроме как стоять и смотреть со стороны. Может быть, именно такие чувства испытывают родители, чьи дети уже достаточно взрослые, чтобы принять решение уйти? Рано или поздно это должно было произойти. У самого Итачи становится все меньше времени присматривать за Саске как следует, да и в этом больше нет необходимости. За последние пару месяцев произошло столько перемен, что впечатлений хватило бы на целый год — новая работа, новая компания, Юми… Да, эта милая миниатюрная девушка в один день просто подсела в кофейне за столик к Итачи с непосредственным: ”ты не против, если я присяду? Свободных мест больше не осталось”. Так банально и по-детски, будто в глупом романтическом кино, которое Учиха терпеть не мог. Тогда он просто молча и без интереса кивнул, продолжая читать статью в своем телефоне, но уже через пятнадцать минут записывал номер Юми и обещал позвонить. Она не походила ни на одну его знакомую, всем своим видом излучала уверенность, была удивительно открытой и даже местами наивной. Забавно наивной. Итачи не назвал бы свои чувства влюбленностью, скорее сильным интересом, но не мог ручаться за то, во что это могло вылиться в будущем. А еще Юми была красавицей — темно-карие глаза, черные волосы, светлая кожа — на нее хотелось смотреть не отрываясь. И Итачи смотрел, иногда ловя себя на мысли, что в такие моменты думает о Саске. Где он? С кем он? Чем занимается? Как жаль, что Саске теперь плевать на своего старшего брата, он больше не делится переживаниями, не просит совета, не заходит в комнату вечером. А Итачи ничего не предпринимает, потому что выбирает путь бегства от проблемы — полное игнорирование. Может, пора заняться своей собственной жизнью?

///

сегодня

Теплое и солнечное субботнее утро плавно перетекает в жаркий и душный полдень, ветер ласково треплет занавески, беспрепятственно проникая через настежь распахнутое окно. У Итачи выходной и он снова позволил себе хорошенько выспаться, чтобы восстановить энергию. Работа и посиделки с друзьями забирали практически все его силы, больше ни на что времени не оставалось. Направляясь к лестнице, он по привычке бросает беглый, но внимательный взгляд на дверь в комнату Саске. Закрыта. Он вполне мог уже уйти куда-то по своим делам или вовсе не прийти домой ночевать, — думает Итачи, но тут же замечает обувь брата в прихожей. Все-таки дома. Значит, нужно готовить завтрак на двоих. Почему-то этот факт воодушевляет и радует Итачи, и он улыбается, быстро преодолевая последние ступени лестницы. Они давно не завтракали вместе. Иногда Саске пропадал где-то все выходные, иногда Итачи брал лишние смены, чтобы заработать чуть больше, и братья могли вообще не пересекаться в доме. Итачи скучал, это сложно не признать, но все чаще успокаивал себя мыслями о том, что все это скоро пройдет. Просто жизнь изменилась и нужно подстраиваться.

Учиха не стучит заранее в дверь младшего брата и не спрашивает, голоден ли он и что хочет на завтрак. По старой памяти Итачи открывает холодильник и за пару минут придумывает, какое блюдо можно составить из имеющихся там ингредиентов: сегодня это панкейки. Небрежно завязав волосы в хвост, он достает необходимые продукты. Итачи делает все достаточно быстро и не особо задумываясь: разжигает плиту, умело взбивает яйца, добавляет молоко и немного муки, замешивает тесто и параллельно успевает поставить чайник. Когда-то давно Саске помогал ему в этом, а иногда просто сидел рядом за столом и наблюдал. Сейчас Итачи этого не хватает, но он упрямо игнорирует просыпающуюся внутри грусть по тем временам. Когда завтрак готов, он ставит тарелки на стол, заваривает чай и только потом снова поднимается на второй этаж. Вздох невольно вырывается из груди, когда Итачи негромко стучит по двери в комнату брата костяшками пальцев.

— Доброе утро, Саске, я знаю, что ты дома, — говорит он и прислушивается к тишине, — я приготовил тебе завтрак, спустишься вниз? Или может, я могу войти?

Итачи никогда не входил без разрешения, поэтому остался в ожидании за дверью. В этот момент ему очень хотелось, чтобы Саске ответил согласием.